{phocagallery view=category|categoryid=65|imageid=3138|float=left}
После такой истории любой, наверное, истово перекрестится и вздохнет с облегчением: у-ух, отвел Всевышний. Перекрестился и я. А дело было так.
Как-то в апреле (солнце, ручьи, жаворонки) забрались мы с приятелем к черту на кулички. Вначале по раскисшему проселку и рухнувшей лесной дороге с трудом, сколько можно, пробивались на высокопроходимом «луноходе», затем в сапогах по холодным лужам и скользкой грязи весенней распутицы и, наконец, — версты две – по шпалам железной дороги. Куда, зачем? – Проинспектировать на одной речушке укромный нерестовый участок, привлекавший нездоровое внимание некоторых любителей поживиться.
День выдался солнечный, теплый, почти без ветра. Наше с приятелем настроение соответствовало погоде и времени года – шли мы налегке, бодро, то и дело подстраивая шаг под досадно неравномерное расстояние между шпалами. Пропитанные креозотом деревянные шпалы успели нагреться и по-своему благоухали, перебивая все остальные запахи тем специальным ароматом, который знаком каждому, кому приходилось в жаркий день находиться возле железнодорожного полотна. На плече я нес легкую, ладно сработанную острогу «о осьми остях». Это браконьерское оружие мы попутно добыли в бою (а попросту – отобрали) на одном из речных разливов, где уже метала икру щука, связками — мамка с молочниками — всплескивая меж затопленных кочек, возле жухлой осоки, на прогретом мелководье. Но увлекся, не о том речь…
Кому приходилось, знает: ходьба по шпалам требует внимания – надо смотреть под ноги, чтобы не споткнуться. Но как сосредоточиться на таких пустяках, когда тебя окружают чарующие прелести весны? Теплый воздух легким потоком зримо струится, беспрепятственно воспаряя от земли, и все предметы, различаемые сквозь эту неустойчивую прозрачную пелену, как бы колеблются, словно пьяные, отчего у самого, если вглядываться пристально, начинает слегка кружиться голова. К этому привыкаешь не сразу. А долетающие отовсюду свежие непривычные звуки, заставляют чутко вслушиваться и повышают градус восприятия окружающего, дополнительно вызывая странное ощущение хмельного брожения мыслей и чувств. Вот на фоне отдаленного тетеревиного бормотания отчетливо солирует эйфоричное блеяние самозабвенно ныряющего в поднебесье бекаса, справедливо прозванного пернатым барашком. Стая чирков просвистела крыльями над самой головой. Лесной барабанщик дал знать о себе своей будущей избраннице… А это что за серебряные трубы? Вот, вот на ближнем болоте? – Не по-осеннему грустно и заунывно, а по-весеннему радостно и ликуя звучит клик журавля. На такой призыв невозможно не откликнуться, столько в нем страсти, искренности, желания. А по-другому и не стоит – бесполезно! Слушаешь все это и радуешься, сам не зная чему, и без вина будто пьян — весна!
Случайно на одной из шпал я чуть-таки не наступил на змею. Ладно, заметил! Шагавший впереди приятель, зевая по сторонам, прошел мимо не останавливаясь. Я задержался.
Витиевато свернувшись в пестрый клубок, она явно блаженствовала, разнежившись на ласковом солнышке после опостылевшего зимнего оцепенения.
Гадюка… Или уж? Так: отсутствие оранжевых «ушей», зрачок ромбиком, темная зигзагообразная полоса вдоль спины… — точно, гадюка! Причем, довольно крупная, больше полуметра. Может талая вода затопила скрытое от чужих глаз змеиное убежище где-нибудь под корнями дерева, или просто настала пора весеннего пробуждения и активности – не суть важно. Притаясь, рептилия не шевелилась, замерла, впитывая черной чешуйчатой кожей энергию солнечных лучей, накапливая силы, так необходимые для одной ей известных важных дел и предстоящих забот после вынужденного томительного прозябания.
Желая получше разглядеть «пеструю ленту», я умышленно, чтобы расшевелить, осторожно потревожил пресмыкающееся кончиком остроги. Реакция мгновенная: живая пружина с шипением разжалась, молниеносно произвела два-три устрашающих выпада, пытаясь укусить древко. Черт! Не ожидая такого отпора и агрессии, я, против воли, инстинктивно пронзил клубок змеиных колец, зазубренными остями, на месте пригвоздив «аспида» к поверхности трухлявой шпалы. За так расстаться с жизнью? – Ну, уж нет! – Раненая змея скользящими кольцами конвульсивно обвила древко остроги и, широко раскрывая пасть, изнемогая в бессильной злобе, продолжала исступленно хватать неуязвимого обидчика, тщетно пытаясь вцепиться и отомстить. Острога с извивающейся змеей напоминала жезл мифического Эскулапа…
Стрясти нанизанную жертву резким движением не удавалось – мешали, цепляя, колючие зазубрины остей. После нескольких безуспешных попыток пришлось оставить эту пустую затею. Тело гадюки обмякло и безвольно повисло безжизненно болтаясь. Конец? Похоже. На все ушло полторы-две минуты, не больше.
За это время мой друг ушел вперед и теперь поджидал меня на железнодорожном мосту. Облокотясь на металлические периллы, полусвесившись, он с интересом глядел вниз, под мост, где в тенистых струях каменистого переката против течения шла рыба.
С острогой на плече (и с наколотой на ней змеей) я поспешил к мосту, по пути задумав в шутку попугать своего товарища дохлой гадюкой, пощекотать его нервишки. А что? Мне казалось, это будет, если не совсем весело, то, во всяком случае, забавно…
Когда я поднес висевший плетью змеиный труп к голове ничего не подозревающего приятеля и окликнул его, тот обернулся и в испуге чуть отпрянул. Но настоящий испуг пришел через мгновение и сразу к обоим. До поры висевший безжизненно труп пришибленной гадюки неожиданно воскрес, совершил в воздухе неимоверное зигзагообразное движение и ядовитые зубы молниеносно вонзились в лацкан воротника кожаной куртки приятеля. По черному хрому узкой струйкой поползли вниз мутные потеки змеиного яда.
Я резко отдернул злополучную острогу и округленными, полными ужаса глазами в растерянности смотрел на своего побледневшего друга, Надо отдать должное его самообладанию: присутствие духа было налицо, хотя в самом лице не стало ни кровинки.
Меня же от волнения, напротив, бросило в жар: выступила липкая испарина, губы пересохли, рука произвольно потянулась расстегнуть ворот рубахи. Пришло раскаяние в глупой выходке. Повисла напряженная пауза – говорят, в такие мгновения поблизости пролетает ангел. В таком случае мы оба осязали легчайшее веяние от взмаха его невидимых крыльев. Сказать ли, что было совсем не смешно? Думаю, и так понятно. Правда, потом, когда страсти улеглись, мы оба весело смеялись, не раз вспоминая этот дикий случай. Но тогда…
Говорить о том, что яд гадюки опасен, равно утверждению, что вода мокрая, а лед холодный. Но о том, что он особенно силен и потому смертельно опасен именно весной, после зимней спячки, в период гона – об этом знает не каждый. Это во-первых. Затем: от места укуса до обнаженной шеи оставалось ничтожное, меньше вершка, расстояние, так что выражение «на вершок от гибели» имело отнюдь не фигуральный смысл. О возможных последствиях даже сейчас, вспоминая, страшно подумать: боль, головокружение, рвота, жажда, паралич конечностей, дыхания, сердца… Все эти явления развиваются особенно быстро при попадании яда непосредственно в магистральные кровеносные сосуды. Вот почему крайне опасны укусы именно в шею.
И, наконец, — невозможно было бы быстро – а это важно! – доставить пострадавшего в медпункт, да и наличие там необходимого противоядия под вопросом. Что остается? Оказание первой помощи на месте. Наложение жгута выше места укуса? Прижигание каленым железом? – Смешно, если бы не было так грустно.
Тогда все эти мысли пронеслись в голове в какие-то секунды, Слава Богу, все обошлось. Лишь на лацкане куртки навсегда, как напоминание, остались два прокола, да и те едва заметны.
…Позже мне попалась журнальная статья, в которой популярно объяснялось: у змей имеются определенного рода тепловые рецепторы, позволяющие им реагировать на тела, температура которых выше температуры окружающей среды, и, защищаясь или нападая, хладнокровные змеи действуют избирательно, поражая туда, где «горячей».
В тот далекий апрельский день, нагревшийся на солнце воротник кожаной куртки, принял на себя весь яд смертельного укуса.
Такая вот история с хорошим концом. Правда, не для несчастной змеи.
Рисунок автора
