{phocagallery view=category|categoryid=68|imageid=3344|float=left}
По правде сказать, за давностью лет я совсем позабыл его настоящую фамилию. Все Парадокс да Парадокс, а настоящая – какая-то по-Чеховски «лошадиная», Коновалов что ли? Пусть будет так – Виктор Коновалов.
Как-то незаметно влился он тогда в наши уже спаянные общей страстью охотничьи ряды и органично стал не только одним из нас, но и возглавил первичный коллектив. Как это случилось? Да очень просто.
Приехал он откуда-то из Сибири, из тайги, где занимался чуть ли не промыслом на путике. Крупный, шумный, здоровый – румянец во всю щеку, словом, весь такой свой, надежный, посконно-простой до капусты в бороде.
Разные охотничьи байки да небылицы несколько возвысили его в наших глазах, выдавая человека бывалого, но настоящий авторитет у товарищей по оружию сибиряк завоевал благодаря наличию никому дотоле неведомого оружия с нарезным чоком «парадокс». На очередном общем собрании единогласно проголосовали за обладателя редкого образца – руководи! А самого хозяина диковинки за глаза так и прозвали – Парадокс. Он прослышал и… не обиделся. А чего обижаться? Вот если бы «Получок», тогда да, обидно, а так: Па-ра-докс – звучит гордо! Так что с этим все было в порядке, никаких отрицательных эмоций.
Кличка присохла.
Была у Парадокса одна неприятная черта, червоточинка, от которой многих несколько коробило – всезнайство. Во всяком случае, так он себя позиционировал. Например, рассказывает кто-нибудь из охотников необычный случай или делится мнением, всезнайка бесцеремонно перебивает и со словами «чепуха все это» (а то и покруче!) высказывает свое безапелляционное мнение по любому вопросу. Не всякому по вкусу, но мирились. Мирились потому, что компенсировался этот недостаток веселым нравом, открытостью, готовностью придти на помощь в любую минуту – редкие качества и ценные.
Признаться, во многих вопросах он действительно неплохо разбирался. Так, мельком взглянув на мою «тридцатку» (лодочный мотор «Вихрь»-30), Виктор посоветовал отшлифовать винт, поменять «угол атаки» и просверлить в сапоге (дейдвуде) дополнительное отверстие для лучшего охлаждения. Более того – предложил помощь в этом деле и, в конце концов, собственноручно все сделал и мастерски отрегулировал. Нововведения и впрямь оказались полезными – честь и хвала специалисту.
Но вот в других случаях…
Идем мы с ним раз по осеннему лесу и вдруг почти из-под ног – ух! – глухарь.
Молодой, наверное, – взлетел шумно, уселся и на нас «косит лиловым глазом», оценивает обстановку. Расстояние верного выстрела. Смотрю, мой напарник свой «парадокс» вскидывает, прицеливается. Ну, думаю, повезло парню, — легкий трофей. Ан, нет – подержал петушка на мушке и ствол опустил, улыбается.
— Что же ты? – спрашиваю.
— Не интересно так в поддавки. Пусть до весны доживет, вот тогда и посоревнуемся.
«Похвально, — думаю, — с принципами охотник, не хапуга».
— А вот почему, по-твоему, глухаря глухарем зовут? – обращается он ко мне, хитро прищурясь.
Чувствую вопрос с подвохом, на засыпку. Отвечаю не вдруг, собираюсь с мыслями, суетливо пытаясь хотя бы на крепкую тройку восстановить в памяти лекции доцента Линькова по биологии глухаря: «При токовании, во время главного колена песни, точении, птица широко раскрывает клюв, в это время на стенке слухового прохода набухает, наполняясь кровью, особая складка и, прижимаясь мышцей нижней челюсти к краю квадратной кости, полностью перекрывает…»
Не успел я открыть рта, обдумывая все это в голове, как автор заковыристого вопроса ничтоже сумняшеся уже озвучил свою оригинальную версию ответа:
— Да не слышат они ни хрена, вот и глухари, ха-ха-ха!
И даже снизу вверх посмотрел на меня уничижительно, мол, эх, ты, недотепа. Было видно, что в глазах Парадокса я выпал в осадок. Такое дремучее невежество с моей стороны его позабавило и, осознав интеллектуальное превосходство, он попытался хоть как-то ободрить лузера и снисходительно похлопал меня по плечу: ничего, мол, еще не то от меня узнаешь, дай срок.
В ответ на такое откровение я конфузливо промолчал, посрамленный, не решаясь вступать в научную дискуссию с носителем столь глубоких познаний в области орнитологии. Но про себя подумал: конечно, все гениальное просто, но не до такой же примитивности, черт побери! Уж не та ли это простота, про которую говорят, что… сами знаете что.
Впрочем, на основании горького опыта, внутренне я заранее был уверен: подобных убежденных «знатоков» невозможно переубедить никакими самыми вескими доводами: скала!
На том мы и поладили, не допустив принципиальных разногласий, и остались друзьями.
Или вот ещё, просто умора.
На вечерней зорьке стоим на уток. Стоим в камышах на тесном трясинистом островке, почти рядом. Лёта нет – местную утку уже успели подраспугать, а северной еще рано. Но затаились, надеемся, ждем.
Вдруг слышу – кто-то плескается поблизости, пригляделся – плывет выхухоль: хоботок с усиками поверху, глаза бусинки, чешуйчатый хвост змейкой. Ценный пушной зверек, сам по себе редчайший, в Красной Книге, не всякому посчастливится увидеть, а тут… Не терпится поделиться, шепотом зову соседа:
— Витя, посмотри — выхухоль!
Тот обернулся:
— Что там?
— Выхухоль, — и осторожно рукой показываю в сторону плывущего эндемика.
Он из-за камышей не видит, но на всякий случай шипит, выпучив глаза для убедительности:
— Стреляй, а то улетит!
Ну, не парадокс?
