Курды в Рославле

В известной книге «Опыт собрания исторических записок о городе Рославле» её автором, историком С.С. Ракочевским, упомянуты «пленные турки из Курдистана», проявившие героизм во время страшного пожара, случившегося в нашем городе 18 июля 1855 г.
При этом Сергей Степанович не уточнил, в связи с чем эти славные посланцы Востока очутились в нашей глубинке. Сразу отмечу, что данное обстоятельство заинтриговало не только меня. В своё время эта тема привлекла внимание историка А.Ф. Гавриленкова, опубликовавшего небольшое, но интересное исследование по обозначенной проблематике. Заинтересовали «пленные турки» и смоленского историка А.В. Тихонову, также уделившую им толику своего внимания. Поскольку в моём распоряжении оказались дополнительные исторические источники по этому вопросу (как официального, так и личного характера), мне тоже захотелось высказаться в данном направлении.
Итак в ходе происходившей в 1853-1856 гг. Крымской войны противником России наряду с Англией, Францией и Сардинией являлась Турция. Часть территории последней (наравне с территориями Ирана, Ирака и Сирии) вплоть до настоящего времени занимает местность Курдистан, населённая курдами. Пленные турецкие воины, курды по национальности, и попали в Рославль. О том, как это было, мой дальнейший рассказ.
В связи с обилием военнопленных, оказавшихся в начальный период Крымской войны на территории России, Николай I в ноябре-декабре 1853 г. через Военного министра сделал первые распоряжения о местах их постоянного размещения, подтвержденные в «Положении о пленных» от 16 марта 1854 г. В соответствии с § 23 указанного «Положения» для местопребывания военнопленных были определены следующие города: Тула – «для штаб и обер-офицеров из природных турецких подданных Магометанского закона», Орел – «для нижних чинов турецких подданных Магометанского закона» и Курск – для нижних чинов христианского вероисповедания.
К осени 1854 г., когда количество турецких военнопленных в России значительно превысило 2 тысячи человек, невозможность дальнейшего содержания всех нижних чинов-мусульман в одном лишь Орле, стала очевидной. Поскольку перевод части пленных в уездные города Орловской губернии не решал данную проблему, министерства военное и внутренних дел приняли совместное предписание переместить пленных из Орла в другие губернии, в том числе и в Смоленскую.
Этот процесс начался в сентябре 1854 г. А 2 февраля 1855 г. в уездный город Рославль Смоленской губернии прибыла первая партия пленных турок (нижних чинов), насчитывавшая 104 человека. 8 марта прибыла еще одна партия турок, взятых в плен под Александрополем, в количестве 63 человек.
Сведения о пребывании пленных турецких воинов в Рославле получили отражение не только в официальных документах. В 1855 г. в газете «Северная пчела» была напечатана статья К. Микешина «Курды в Смоленской губернии», где автор, ссылаясь на знакомого из Рославля, рассказал о пленных турках, оказавшихся в Рославле «после Баш-Кадык-Ларского дела» (в сражении при деревни Башкадыклар турецкая сторона потеряла до 6 тысяч воинов). Эта статья вскоре была перепечатана в «Смоленских губернских ведомостях» (1856, № 2). Вероятно, её автором являлся родной брат нашего, пожалуй, самого известного земляка в сфере культуры, скульптора М.О. Микешина, учитель Константин Осипович Микешин, родившийся в 1818 г. Его текст, который с незначительными сокращениями я предлагаю вниманию читателей «Рославльской правды», погружает нас в события 166-летней давности.

Сражение при Башкадыкларе 19 ноября 1853 г. Б.П.Виллевальде.

«Надобно было видеть, в каком жалком положении пришли в наш город эти несчастные. Большая часть из них состояла из курдов, жителей древней Ассирии», расположенной на восток за рекой Тигром. «Закутанные вместо чалмы в какие-то тряпки, в изорванном платье, смуглые и даже вовсе черные, курды походили скорее на толпу нищих, чем на воинов Блистательной Порты. Для постоя им был отведен большой дом, где они по обычаю восточных народов разместились на полу, густо устланном соломой».
Спустя три дня «знакомый из Рославля» был у них и со многими познакомился. «Курды по большей части высокого роста, с хорошим телосложением, плечистые и в то же время весьма тонкие в талии, с правильным, а многие даже с приятным очертанием лица».
Почти у каждого курда на левой руке был «повязан талисман, состоящий из записки с таинственным значением предохранения их от смерти на войне». Курд рассказывал, что один турок предлагал ему 800 пиатров (40 рублей серебром) за такой талисман, однако курд ему ответил, что «жизнь дороже денег». У многих были алкораны (священная книга ислама), которые они носили на груди в кожаном мешочке. Алкоран состоял из небольшой книжки, в виде компактного издания басен Крылова, с листами разноцветной бумаги, на которой золотыми буквами были выписаны правила закона Магометова. «На некоторых листах нарисованы губы и глаз Магомета. Курд, вынимая из мешочка свой алкоран, завернутый в клок навощенной бумаги», предварительно целовал его несколько раз, «особенно золотые губы и глаз Магомета». Сверх того, у каждого из них были четки, которые курд, если не участвовал в общем разговоре, беспрестанно перебирал, нашептывая свои молитвы.
«Весной, когда сошел снег, пленные стали выходить на улицу, где очень часто под звуки какой-то балалайки с металлическими струнами, составляли пляску. Взявшись за руки, они становились полукругом, и под общий напев двигались в одну сторону по окружности; после двух шагов вперед делали прыжок. Впрочем, описывать танцы невозможно, их надобно видеть: письмо не в состоянии передать прыжков, грации и различных движений человека, тем более, что в пляске восточных народов бывают такие па, которые не могут быть обозначены терминами европейских танцев». «Знакомый» особенно любовался их ловкостью, когда они играли в чехарду. Один из курдов, скрестив руки на груди, становился на площадке, а пятьдесят других прыгали через него, с разгона. Надо заметить, что курд высокого роста и стоял совершенно прямо. «Я не видел, чтоб из пятидесяти прыгающих через одного, кто-нибудь прыгнул неловко. В этой игре можно было заметить всю легкость, расторопность и быстроту приемов каждого курда».
«Летом они постоянно проводили жизнь на открытом воздухе, сидя на улице у своей квартиры, или на окнах, свесив ноги на улицу. Иногда в жаркий день два-три человека по несколько часов с закрытыми глазами, неподвижно сидели на земле у забора, и только легкая улыбка на загорелом лице, обращенном прямо к солнцу, выражала сладостное забвение мусульманина».
«Пользуясь совершенной свободой, пленные часто уходили в поле и бродили там по лугам до позднего вечера, или садились на берегу реки, опустив ноги в воду, и долго вели между собой задушевную беседу о дальней родине. Иногда они ходили купаться в окрестных озерах, и всякий раз возвращались с этой прогулки с цветами». Замечено, что они никогда не составляли разноцветных букетов, каждый курд собирал в пучок только одного рода цветки, которые потом, навязав на палку, приносил домой и берег с величайшей заботливостью. «У северных народов редко можно встретить такую нежную привязанность к цветам, как у курдов». Розу они считали цветком священным. «У них было поверье, что до Магомета розы не имели запаха. Однажды Магомет, сидя в своем саду, задумчиво опустил голову над кустом роз. Грустные размышления о суете мира сего занимали тогда его душу. Магомет заплакал, и крупные капли слез его оросили ближайшие розы, которые с того мгновения начали издавать запах».
Курды были очень набожны, воздержаны и трудолюбивы. Они вставали до солнца, совершали свое омовение, и потом молились Богу. В это время они совершенно предавались своей молитве, так что никакое обстоятельство не заставило бы их отложить исполнение религиозного долга.
Они спали очень мало, и считали за грех спать много, говоря, что человек во сне слишком много отнимает у себя времени, которое должно быть посвящено на службу Богу и добрым делам. Курд ел немного; он из девяти копеек, получаемых им на ежедневное содержание, почти третью долю тратил на табак; на остальное покупал себе два-три стакана молока и булку белого хлеба, и этим был сыт целые сутки. В то же время он очень щедр, и никогда не отказывал бедному. Если к нему, когда он держал в руке хлеб, калач или булку, подходил нищий, курд не ломал свой обед на части, а отдавал все. В праздничные дни курды приглашали к себе бедных за общий стол и усаживали их на первое место. Сколько раз случалось, что курд, купивший себе на рынке яблок, возвращался на квартиру и по дороге домой все раздаривал бедным.
«Однажды, когда я сидел с курдом у себя в доме, к нам подошел нищий, и обратился ко мне за милостыней», – рассказывал наш «знакомый». «Я указал ему на кухню и прибавил: «ступай туда, там тебя накормят». Курд с удивлением посмотрел на меня и потом спросил: «а у тебя деньги есть?» и на ответ мой, что со мной нет мелких, он торопливо достал свой кошелек, вынул оттуда небольшую монету, и подавая мне секретно, чтоб не видел нищий, сказал: «на, отдай!». Потом он объяснил мне, что просящему надобно лично оказывать милость или милостыню, а не отсылать к другому, которые может быть, и откажут ему».
Несколько раз случалось видеть, как курд останавливал на улице простую женщину, которая несла воду, брал ее ведра и доносил их до ее дома, не только не требуя, но даже отказываясь от благодарности.
Летом, когда начинались полевые работы, курды ходили косить и жать, получая за работу обыкновенную плату; но потом, когда горожане заметили, что они работают «несравненно живее и спорее наших наемных работников (один успевает за троих), им стали платить вдвое против прочих».
«Вскоре на курдах появились красные курточки, обшитые в хитрый узор серебряными и золотыми позументами, а также и пунцовые фески с огромными синими шелковыми кистями. Вообще к концу лета костюмы их поправились во всех отношениях. На заработанные деньги они купили себе сукна и других материалов, сами кроили, шили, вязали обновки», и надо заметить – все это было сделано с большим умением и вкусом. В продолжение целого года, сколько «наш знакомый» имел случай наблюдать их, «курды жили чрезвычайно миролюбиво и необыкновенно дружески между собой. Небольшие размолвки между ними продолжались не более одного дня». Они говорили, что более суток сердиться нельзя, грех – «глаз лопнет». «Словом у курдов много патриархальных добродетелей. Лучшим подтверждением этой истины может служить отзыв граждан всего Рославльского общества, которое особенно оценило их в день страшного пожара, истребившего в 1855 году, в продолжение трех часов лучшую половину города.
Необыкновенные жары до пожара и потом необыкновенная буря во время пожара так усилили огонь, что никакие человеческие силы не в состоянии были остановить его. Все, что было на пути огня, в несколько минут исчезало совершенно. В эти-то страшные часы курды показали чудеса своей неустрашимости, ловкости и самоотвержения. Они с обыкновенной быстротой взбирались на крыши домов, устилали их мокрыми одеялами, войлоками и прочим, и таким образом весьма много содействовали к сохранению некоторых зданий. Когда в соборной церкви загорелись главы, курды, скинув свои туфли и чалмы, благоговейно вошли в собор и, с чувством полного уважения к Святым, выносили оттуда образа и другие церковные принадлежности в места безопаснейшие.
Усердие их глубоко тронуло всех граждан, а честность, бескорыстие и готовность услужить доставили им самую искреннюю признательность и уважение всех, кто только умеет ценить добродетели даже у врагов своих».
На этом история о пребывании курдов в Рославле не закончилась.
После публикации статьи К.О. Микешина Академия наук командировала в Рославль одного из лучших российских востоковедов, кандидата С.-Петербургского университета Петра Ивановича Лерха (1828-1884) с заданием изучить язык курдов и историю курдских племён.

Пётр Иванович Лерх

7 марта 1856 г. Лерх прибыл в наш город, где с помощью городничего в тот же день «вошел в сношения с курдами» и приступил к выполнению поставленной задачи. Он познакомился с представителями нескольких курдских племен – выходцами из районов Мардина, Джезире, Дерсима, Муша, Диярбакыра, Урфы, Харпута, Малатьи, Мадена, Арбекира и Эрзерума. Их родиной были верховья Тигра и Евфрата, преимущественно западная часть Курдистана. Наряду с изучением языка курдов Лерх, воспользовавшись представившейся возможностью, занялся сбором и этнографических данных этого народа.
По его наблюдениям, уже самим телосложением большая часть курдов отличалась от других военнопленных в Рославле, жители которого удивлялись их стройности. Темные, по большей части черные волосы или вились мелкими кудрями, или падали в виде густых кудрей на плечи. Лица их были почти все выразительны, не имея при этом особенно резких черт, а глаза, носившие отпечаток индоевропейского племени, были у всех черные или карие.
На свою наружность курды обращали большое внимание. Например, Хусейн, сын сестры главы племени, в теплые дни ходил в белой одежде, несмотря на то, что приходилось самому ее стирать. Из-под довольно узкой белой куртки впереди виднелся красивый, серебром и шелком шитый черный жилет, который он не снимал в холодные дни. Друг его Али также одевался чисто и нарядно. Мехмед же одевался как европеец (о нем мы сообщим ниже).
Из встреченных ученым в Рославле курдов ни один не умел писать, и лишь некоторые могли читать. Они часто разбирали переписанные и красиво переплетенные отрывки из Корана, которые имел при себе почти каждый пленный. Но этот недостаток нисколько не отнимал в глазах ученого «занимательности у курдов». 11-недельное знакомство с курдами убедило его в том, что «добрые качества, приписываемые европейскими путешественниками многим курдским племенам», не были преувеличены. Он заметил в них добродушие, скромность, честность и прямодушие, признательность за оказанные благодеяния, «разговорчивость, веселость и верный взгляд на все их окружающее».
Редко случалось ему встретить на улице курда, идущего не в сопровождении товарищей; а в квартирах, в которых помещалось от 8 до 12 пленных (курдов и турок), царствовало согласие и веселье. Они часто навещали друг друга. Когда их собиралось много, и среди них оказывался певец, последний веселил все общество песнями родины. Они гордились своим краем, воспевали свои долины и горы, водопады и ручьи, цветы и оружие, коней и воинские подвиги. Однажды ученому пришлось присутствовать при зрелище для него совершенно новом. Двое из его знакомых «дебютировали пляской», при которой меч и щит играли главную роль. Конечно, в Рославле эти две вещи надо было заменить чем-нибудь другим, и курды вместо шашки взяли чубук, а щит заменили башмаком. Лерх не мог «надивиться той ловкости, с которой они выделывали при этом всевозможные движения».
Когда он легко начал объясняться на курдском наречии курманджи, то не только беседовал с ними об их родине, но и о понятиях нравственности. Мнения, высказанные ими, «были не одним громким пустословием». И случай убедил ученого, что курдам от рождения присуще чувство справедливости. Два араба, находившиеся в Рославле в числе военнопленных, неоднократно совершали кражи. Курды поймали их при хищении нескольких поленьев из городской больницы, и это «нарушение собственности благотворительного заведения до того возмутило курдов, что они не могли не излить своего негодования на спине и бороде виновников».
Курды интересовались также европейскими общественными постановлениями, особенно Мехмед, второй сын бывшего главы племени, живущего вблизи Суарека. Он служил в турецкой армии урядником и был не старше 25 лет. Ему захотелось «познакомиться с русским языком», и он часто расспрашивал Лерха о нашей семейной жизни и наших религиозных и общественных отношениях. Курды радовались от души, что нашли на чужбине иностранца, который мог говорить с ними на их родном языке.
По возвращении из командировки Лерх завершил свою трехтомную работу «Исследования об иранских курдах и их предках, северных халдеях» и составил грамматику курдского языка. В Русском биографическом словаре о П.И. Лерхе сказано, что он «приобрел в этой области замечательно обширные и основательные сведения, какими не обладал в то время никто ни в России, ни за границей». А помогли ему в этом Рославль и пленные курды.
Различной оказалась их судьба: большинство были отправлены на юг нашей страны, где их обменяли на русских военнопленных, меньшая же часть приняла православие и осталась в России.
О последних и поведал в своей статье «Рославль в истории Крымской войны (1853-1856 гг.)» историк А.Ф. Гавриленков. В январе 1856 г. двое турецких военнопленных Махмуд Джума и Измаил Гусейн приняли российское подданство и таинство крещения. Первого назвали по крестному отцу Николаем Александровичем, а второго – наоборот, Александром Николаевичем. Принявших православную веру поощрил сам император, пожаловавший неофитам единовременное пособие в размере тридцати рублей серебром каждому.
Два других подобных случая описала в своем диссертационном исследовании историк А.В. Тихонова (раздел «Надзор за иностранцами в Российской империи (1801–1861 гг.)»). По ее словам, в поименном списке пленных турок из 161 человека, составленном рославльским городничим 23 августа 1855 г., имелась пометка, что один из них – Махмуд Вели – пожелал принять подданство России и перейти в православие. Другим мусульманским отступником, выявленным Тихоновой, стал Ахмед Магомедов Оглы, входивший в очередную партию турок, отправляемых в Одессу. В июле 1856 г. он изъявил желание принять присягу на верность России, вступить в православную веру и поселиться в Рославле.
Еще двоих из бывших военнопленных турок посчастливилось найти автору этих строк в «Семейных списках мещан города Рославля на 1869 год». Ими оказались 25-летние (в 1858 г.) Иван Акимов и Николай Александров (их прежние имена остались не известны). Отмечу, что смертность турецких пленных за время их пребывания в Рославле составила шесть человек. Вечный покой эти несчастные обрели на кладбище с характерным названием «Турчане(ы)», на месте которого теперь ряд частных домовладений.
Память о поневоле занесенных военной судьбой в наш город пленных подданных Османской империи до 1921 г. сохраняли Турецкий переулок и Турецкая улица, упоминавшиеся в документах Рославльского архива. В настоящее время этих названий, а значит, и памяти о событиях Крымской войны, непосредственно связанных с Рославлем, уже нет (адмирал П.С. Нахимов, чьё имя присутствует в топонимике нашего города, какого-либо отношения к нему не имел). Вероятно, улица Турецкая представляла собой часть Нижней Лобыревской улицы, сейчас носящей имя Р. Люксембург, а Турецкий переулок, некогда протянувшийся вправо от улицы Урицкого вдоль реки Становки до упомянутой Нижней Лобыревской улицы, в 1921 г. переименовали в переулок Становка. Ныне это 2-й пер. Р. Люксембург.

Литература:
1. Архивный отдел администрации муниципального образования «Рославльский район» Смоленской области (далее РА). Ф. 279. О.1. Д. 39. 1946; Ф. 312. О. 1. Д. 58. 1921.
2. Гавриленков А.Ф. Рославль в истории Крымской войны 1853-1856 гг. // Ростиславль. – 2005. – Вып.4(5). – С. 22-23.
3. Государственный архив Смоленской области (далее ГАСО). Ф. 10. О.3. Д. 95. Л. 20об.
4. ГАСО. Ф. 10. О.13. Д. 72. 1869. Запись № 1134, 1185.
5. Курдоев К.К. Труды П.И. Лерха по курдоведению // Очерки по истории русского востоковедения. Сборник IV. – Москва, 1959. – С. 41-42.
6. Лерх П.И. Исследования об иранских курдах и их предках, северных халдеях. Книга 1-3. – С.-Петербург, 1856.
7. Микешин К. Курды в Смоленской губернии // Северная пчела. – 1855. – 23 декабря. – № 283.
8. Микешин К. Курды в Смоленской губернии // Смоленские губернские ведомости. № 2, 1856. – С. 10-12 об.
9. Познахирев В.В. Турецкие военнопленные в Курской губернии в период Крымской войны 1853–1856 гг. // Гуманитарные научные исследования. 2013. № 5. [Электронный ресурс]. URL: http://human.snauka.ru/2013/05/3131)
10. Полное Собрание Законов Российской империи. Собрание 2. Т. XXIX. Отделение 1. – С.-Петербург, 1855, – № 28038. – С. 265.
11. Ракочевский С.С. Опыт собрания исторических записок о городе Рославле. – Рославль, 1885. – С. 257.
12. Русский биографический словарь. Том X. С.-Петербург, 1914. С. 318.
13. Тихонова А.В. Надзор за иностранцами в Российской империи (1801-1861 гг.). [Электронный ресурс].
URL: http://istsovet-brgu.ru/wp-content/info/2015/2015-Tihonova-Dissert.pdf

Светлана КУРЦАПОВА.

Архивы

© Рославльская правда 2019 - 2021. Использование материалов сайта в сети Интернет, в печатных СМИ, на радио и телевидении только с разрешения редакции. При публикации материалов, ссылка на сайт обязательна. Мнение редакции не всегда совпадает с мнением авторов публикаций. За высказывания посетителей сайта редакция ответственности не несет.